Демон - Телохранитель - Страница 18

Я чувствовал, ВСЕ, что чувствует она и наоборот. Сказочное ощущение... Я понял, что тоже выгибаюсь от наслаждения, приблизившись своим естеством к ее пещерке...

Так, остановиться. Прийти в себя. Передохнуть. Я, собравшись снова начал целовать ее грудь. Но, как-то по другому, значительно нежнее, страстнее, теплее, приятнее... Потому что каждое касание к ней я чувствовал как к себе. А ее касания, желания и ощущения ко мне, как свои. Я увидел себя со стороны, как видела и представляла себе она. Большого, сильного, божественно красивого... ЖЕЛАННОГО. Нестерпимо желанного. Она выгнулась от вожделения. Я еле сдержался, чтобы не войти в нее сразу. Осыпал поцелуями живот, и вернулся к розе...

Стал осыпать ее поцелуями, очень нежно. Как никогда до этого в жизни, просто погибая от обоюдного наслаждения. Ее стоны срывались на крик, крик срывался на стоны, я почувствовал, что она больше не может. Не может ждать ни секунды...

И вошел в нее. Крик наслаждения разорвал тишину, на несколько этажей вверх и вниз. Завистливо и пристыжено скрипнула кровать сверху...

Мой мозг пылал вместе с нею, ловя эманации ее наслаждения. Похоже, мы стонали вместе, кричали и рвали диван...

Пытаясь проникнуть, как можно глубже друг в друга...

Наше общее сознание плавилось и таяло, показывалось и тонуло, захлебнувшись, как вершина айсберга в бурном океане наслаждения...

Я ощутил приближение моего взрыва, точнее, ее... А, в общем, какая разница...

Нашего общего взрыва...

В голове взорвался фейерверк, унося в потоке нестерпимого наслаждения все, и всех и меня...

***

Утро началось со звонка в дверь. Открыв дверь, мама обнаружила на коврике небольшой черный пакет с изображением букета роз, в котором находилась бутылка с красным шампанским и коробка шоколадных конфет. Там же находился бумажный конверт, в котором лежали деньги, и записка с одной строчкой "Извините за дверь". Мелкими купюрами, не много, но все же... Приятно! Ценят, любят, уважают...

Я очнулся утром, от того же звонка, свежим бодрым, белым и в обнимку с Алинилинель. Она открыла свои изумрудные глазки, чмокнула меня в нос, сняла с меня свою очаровательную ножку и произнесла, совершенно понятным мне языком:

- Как спалось, милый?

Я почесал затылок, улыбнулся, нежно приобнял ее и искренне сказал:

- Непревзойденно, заинька! Чудесно и восхитительно! Что странно, даже выспался...

Она разулыбалась, полезла под простынь, обнаружила что искала, и оседлала меня, сверху, страстно прильнув к моим губам. Я натянул простынь на голову, крепко обнял ее, и занялся тем, чем больше всего хотелось, теперь уже медленно, размеренно, чисто для удовольствия... Не сговариваясь, мы выбрали средний приятный темп, и баловаться с магией не стали, все-таки утро, оно конечно божественно, но отрубиться как ночью, не хотелось. Закончив по-человечески, тихо и пристойно, ну почти тихо, мы продолжили лежать, блаженствуя, как лежали. Она, на мне обняв меня ногами, а я нежно поглаживал ей спинку, и мягко зарывшись в волосы, их трепал...

Вчера же мы так и не нашли простынь, вдруг пришло мне в голову. Точнее мы ее даже не искали. Не беспокоя Алинилинель, я освободил часть лица от материи, и взглянул на окно...

Оно было аккуратно занавешено шторками...

Ох, и мама... Не стерпела таки, влезла в комнату, навела свои порядки, побеспокоившись о детках... А мы между прочим голые были, хотя чего мне беспокоиться она моя мама, а Алинилинель и подавно, они же женщины, легко поймут друг друга. Хотя может и нелегко... Я мысленно отмахнулся, какая разница. Мне сейчас хорошо, как никогда, и за уют я маме остался благодарен. Даже очень!

- Юрочка, Алиночка-а! Просыпайтесь, пора завтракать! Уже пол одиннадцатого... - раздался мамин голос из-за двери.

Мы, глядя друг другу в глаза, улыбнулись, еще раз крепко обнялись, и с большой неохотой разлепившись, раскатились по дивану. Полежав еще немного, я высмотрел аккуратно сложенную на стуле свежее выстиранную и выглаженную необычную одежду Алинилинель и рядом свою. Мама расстаралась не на шутку. Похоже всю ночь не спала... М-да...

Поискав глазами брошенные ночью в стену трусы, обнаружил их отсутствие и идеальный порядок.

Мы не спеша оделись. Я помог, с какими-то завязочками на спине Алинилинель. Еще раз поцеловались, и вышли в свет. В смысле на кухню.

Енот, точнее Елин, поправил я себя, уже был там. Похоже, с утра он времени не терял, поскольку сидел сытый и довольный. Посмотрев на нас с неодобрительным прищуром родовитого кота домоседа, он отодвинулся от стола, не забыв прихватить чашку с чаем и кусок торта, и сказал:

- А вот и сони!!! Вы в курсе, - он авторитетно взял в руки мамин мобильный, - что с утра звонили обеспокоенные соседи, и интересовались, не случилось ли чего...?!! - и заговорчески улыбнулся.

- Это все от зависти... - улыбнулся в ответ я.

Доченька усаживайся... Елин брысь отсюда, уступи девочке нагретое место!

Елин послушно поднялся, видимо они с мамой уже спелись, и, улыбаясь, сказал, - пойду я телевизор посмотрю, офигительная штука, однако... - и слинял в зал.

Я уселся напротив Алинилинель, а стол со страшной скоростью, начал наполняться яствами. Ощущение складывалось, что мама действительно всю ночь готовила...

Тунец, оливье, холодец, селедка под шубой, крабовый салат, яйца под майонезом, какие-то салатики, котлеты, нарезанные сыр и несколько сортов колбаски... Новый год, одним словом или день рожденья... Где и когда она успела это все выбегать и наделать?! Я поднял бровь и удивленно посмотрел на маму. Та не отрываясь с умилением, смотрела на Алинилинель, и казалось, была готова кормить ее с ложечки.